«Она таскает в постель моих же гвардейцев и пажей …»

«Смогла же она в брачную ночь заявить мне, что сундуки с итлийским золотом куда ценнее девственности …»

Не сама ли Претемная уберегла своего Избранного от женитьбы на шлюхе?

«Во всяком случае, – с горечью подумал Грегор. – В целомудрии Ревенгар я могу быть уверен».

И снова волной накатило отвращение к самому себе. Проклятье, девчонка не заслужила таких мыслей! Да и сравнения с Беатрис – тоже!

«По крайней мере, – подумал Грегор, изнемогая от стыда. – Я сделаю ее счастливой. Она ведь и в самом деле любит меня, любит настолько, что отдалась, не спрашивая ни о чем, не требуя ни слов любви, ни обещания жениться… Тем с большей радостью примет предложение, и пусть только ее никчемный братец посмеет мне возразить. А я… что же, я постараюсь, всеми силами постараюсь не разочаровать ее. Мой брак никогда не будет похож на брак Малкольма, клянусь! Впрочем, сначала следует извиниться перед невестой! Сразу же после лекции!

* * *

Лекцию о стригоях Грегор читал, почти не вслушиваясь в собственные слова. Благо, тема была ему знакома едва ли не лучше особенностей вооружения фраганской армии. Стригои – это не легендарные аккару, их рано или поздно встречает почти любой некромант. Правда, для некоторых эта встреча становится последней, что Грегор и постарался должным образом донести до адептов.

Воронята сосредоточенно скрипели перьями, стараясь не упустить ни одного слова, и Грегор чувствовал бы себя почти спокойно, если бы не напряженная тишина в Академии. И в аудитории. Если бы не беспокойные взгляды Аранвена и Эддерли на Ревенгар.

Если бы сама Ревенгар хоть раз подняла на него взгляд!

Но девчонка упорно не смотрела никуда, кроме тетради, и выглядела – сердце кольнуло! – усталой и измученной.

«Но хотя бы не несчастной!» – невольно подумал Грегор и едва не выругался вслух: нашел, чем гордиться! Впрочем, чего он ожидал? Айлин Ревенгар – дорвенантская леди, а не итлийка, и не следует думать, что плотская любовь, тем более до брака, не освященная уверенностью в нежных чувствах и заботе мужа, способна вызвать в ней восторг.

Колокол возвестил окончание урока, и Грегор поспешно выбросил из головы все лишние мысли.

– Лекция окончена, господа адепты, вы можете быть свободны, – уронил он и, когда воронята потянулись к выходу, добавил: – Ревенгар, задержитесь.

Замерли все.

Тимоти Сэвендиш – у самой двери, уже положив на ручку ладонь, Галлахер и Кэдоган – на полушаге у первой парты, Аранвен и Эддерли – первый, только успев привстать с места, второй – согнувшись над сумкой с учебниками…

И Айлин – не успевшая ни встать, ни закрыть тетрадь.

Грегору вдруг бросилось в глаза, что сегодня она села немного поодаль от остальных Воронов, словно отгородившись от них несколькими свободными стульями. А Дарра Аранвен, и без того не пышущий румянцем, бледен более обычного, и его заколка-перо, которую все Вороны так и продолжали носить в прическе, не строго параллельна линии аккуратно зачесанных золотистых волос, а немного скошена – для Аранвена просто немыслимо!

– Как много адептов из рода Ревенгар учится на моем курсе, – мрачно бросил Грегор, осмотрев аудиторию. – Вы плохо меня поняли, господа? Я не задерживаю никого, кроме леди.

– Простите, мэтр, – виновато вразнобой откликнулись несколько голосов, и адепты наконец, потянулись к дверям.

Аранвен и Эддерли, однако, задержались. Дарра шагнул к Ревенгар, наклонился над нею, тихо сказал что-то, чего Грегор не услышал. Айлин, не поднимая глаз от тетради, покачала головой. Аранвен нахмурился, Саймон Эддерли закатил глаза и потянул приятеля к выходу из аудитории.

Но у самой двери тот оглянулся и бросил на Грегора очень взрослый взгляд, холодный и пронизывающий. Как-то сразу вспомнилось, что сын канцлера оканчивает последний курс и уже через несколько месяцев уйдет из Академии со всеми соответствующими последствиями. Например, с возможностью вызвать Грегора, который перестанет быть его преподавателем, на дуэль. Или принять его вызов…

О последнем думалось едва ли не с радостью, хотя почти сразу Грегор устыдился. В желании Аранвена-младшего защищать честь девушки нет ничего недостойного. Хотя от будущей леди Бастельеро ему все-таки следует держаться подальше – теперь с защитой ее чести есть кому справляться.

Айлин посмотрела им вслед и перевела взгляд на Грегора. Под глазами у нее залегли тени, сделав лицо старше и строже.

– Подойдите, – негромко попросил Грегор.

Она, помедлив, кивнула. Закрыла тетрадь и чернильницу, сунула в сумку… Поднялась, пошла к кафедре, глядя прямо перед собой, избегая его взгляда.

Остановилась в шаге от Грегора, затеребила конец пояска…

– Прошу вас выслушать меня со всем возможным вниманием, – сказал Грегор, мучительно пытаясь подобрать единственно правильные, нужные слова. – Прошлой ночью…

* * *

Кровь бросилась Айлин в лицо, а сердце противно екнуло. Прошлой ночью… она повела себя как настоящая трусиха! И уж конечно, совсем не как леди!

А сейчас и вовсе! Настоящая леди должна была бы изнемогать от стыда и бояться поднять глаза, а Айлин…

Сегодня ей совсем, совсем не было стыдно.

«И вообще важно лишь одно, – подумала Айлин с растерянным удивлением. – Что это был мэтр Бастельеро! Мэтр Бастельеро, который никогда не смотрел ни на одну девушку, даже самую красивую! Значит… Значит, он меня все-таки…»

В груди разлился мягкий ласковый жар, словно от глинтвейна, который им с Даррой иногда варил Саймон, и Айлин поспешно оборвала мысль.

– …я повел себя недостойно, – продолжил мэтр Бастельеро странным и чужим звенящим голосом. – Не в оправдание – оправдать меня не могут никакие обстоятельства! – но в объяснение моего поступка должен сказать, что я был не в себе. Причины не важны. Поверьте, если бы я был полностью в здравом рассудке, то не совершил бы того, что… совершил.

Айлин показалось, что перед ней разверзлась ледяная черная бездна. Тепло в груди сменилось пронзительным холодом, сердце рвануло острой болью, и Айлин едва удержалась, чтобы не прижать ладонь к груди.

«Не в себе, – подумала она. – Он просто был не в себе. Он… Если бы он был в себе – ничего не произошло бы?.. Он меня не любит, – пришла вдруг простая и холодная ясность. – И то, что произошло, мучает его… Нужно сказать… сказать хоть что-то. Принять извинения. Попросить позволения уйти…»

– Но я искуплю свою вину, – продолжил Бастельеро. – Я сегодня же поставлю вашего брата в известность о нашей с вами помолвке. Мы поженимся в первый день лета. И я клянусь, что постараюсь сделать вас счастливой. Позвольте вашу руку, леди Ревенгар…

– Мою руку?.. – переспросила Айлин, с трудом шевеля губами, а льдинка в груди провернулась, царапая сердце острыми краями, обжигая холодом.